Однако, нужно заметить, это известие не произвело на публику должного впечатления. В то время плащанице почти не придавали значения. На протяжении веков многие поколения верующих воспринимали ее просто как одну из многочисленных христианских реликвий, а то, что она представляет собой ценнейшую археологическую находку, подтверждающую святую истину, им было ровным счетом все равно.

Итак, что же это была за плащаница, которая с середины XV века являлась собственностью Савойского герцогского дома? Это был кусок ткани шириной 1,10 и длиной 4,36 метра. Хранился он в металлическом сейфе под замками, вскрыть его можно было лишь с разрешения архиепископа Туринского и главы Савойского герцогского дома, каковыми в 1898 году и был король Италии Умберто в одном лице.

Если верить традиции, эта ткань была не чем иным, как саваном, в который ученики завернули тело Иисуса, после того как сняли его с креста. Тех, кому посчастливилось видеть эту ткань собственными глазами, поразило наличие на ней каких-то коричневых пятен, расположенных так, будто «остались они от двух тел, одно из которых было завернуто в нее лицом вверх, а другое — лицом вниз, и головы их соприкасались макушками».

Со времен средневековья, когда плащаница попала во Францию, ученые разделились на два противоположных лагеря. Одни признавали ее подлинной, и по поводу пятен на ней — по правде говоря, не очень четких — они заявляли, что это следы крови или пота, отпечатавшиеся достаточно хорошо потому, что тело Иисуса перед погребением было смазано ароматическими мазями.

Другие же категорически это отрицали, утверждая, что пятна — дело рук художника-фальсификатора, жившего в XIII веке, который во всем признался одному епископу. И потому почитание этой так называемой реликвии было категорически запрещено. А папа даже издал специальную грамоту, в которой плащаница называлась обыкновенной подделкой.

В Савойском герцогстве, куда она попала из Шампани, у нее нашлись могущественные покровители. И, как тогда писали, она «вновь обрела былую подлинность». На протяжении всей эпохи Возрождения вплоть до XVII века в Савойю стекались толпы паломников, чтобы поклониться савану Господню.

Однако со временем интерес к плащанице как к святой реликвии ослаб. Так, в 1898 году один наблюдатель с горечью отмечал: «Мало-помалу былое значение Туринской плащаницы сошло на нет... Ее предали забвению; напоказ она уже выставлялась редко — казалось, ее намеренно хотели уберечь от любопытно-враждебных глаз современников...»

Такова была ситуация накануне выставки, которая должна была проходить с 25 мая по 2 июля 1898 года. Правоверные, заполнившие собор Святого Иоанна в Турине, получили возможность взглянуть на плащаницу в золотом обрамлении, водруженную на белый мраморный алтарь.

В один из этих дней в соборе, вместе со зрителями, объявился фотограф. Установив аппаратуру и включив две мощные лампы, он принялся снимать. Это был мастер Пиа, он получил официальное задание запечатлеть на фотопленку кусок ткани, о котором не было ни слуху ни духу вот уже тридцать лет и который, могло статься, публика видела в последний раз. При сильной подсветке следы на ткани просматривались более или менее отчетливо. Свидетели, присутствовавшие при съемке, рассказывали, что это были «нечеткие коричневые пятна, как бы размытые по желтоватой ткани». На этих размывах, в некоторых местах, просматривались более четкие пятна красного, почти розового оттенка.

Закончив съемку, мастер Пиа поспешил к себе в лабораторию и занялся проявлением фотопластинок, желая поскорее узнать, что же у него вышло. На пластинках, помещенных в проявитель, постепенно возникло негативное изображение. Вскоре мастер Пиа смог включить свет и рассмотреть пластинки. И тут он с изумлением обнаружил, что полученные изображения совершенно не похожи на размытые пятна, которыми была покрыта плащаница!

На неясном фоне плащаницы, ставшей негативом, вдруг проступили очертания тела, главным образом лица — потрясающего воображение мертвого лика, отмеченного печатью страшной муки и необычайного величия.

Наконец мастер Пиа сообразил, в чем дело: на всех снимках плащаница отпечаталась как негатив. Поэтому ее изображение получилось нечетким. Таким образом, он держал в руках «негатив негатива» — то есть позитивное изображение. С тех пор как была изобретена фотография, мастер Пиа стал первым, кто увидел этот удивительный лик. На основании всего этого фотограф пришел к выводу, который позднее был сформулирован так: «В данном случае на плащанице, оказавшейся своеобразной чувствительной фотопластинкой, запечатлелось изображение тела Христа в гробу».

Как же выглядели таинственные изображения, отпечатавшиеся на этой «чувствительной фотопластинке»? Их было два: вид человека спереди и сзади, с противолежащими друг другу головами.

Некоторые части тела: голова, плечи, грудь, живот, руки, бедра, голени — проявились особенно четко. Вот какие изображения, причем достаточно яркие, скрывались под симметричными коричневатыми пятнами. Ко всему прочему, на этих пятнах просматривались более светлые пятнышки — в частности, на запястьях, ступнях, боках и вокруг головы; вблизи они казались красными. Глядя на них, можно было без труда догадаться, что это следы крови— следы распятия.

Кроме того, на ткани можно было разглядеть и другие симметричные пятна. Они были расположены по обеим сторонам полотна и прикрывали всю верхнюю часть рук. Пятна эти просматривались в тех местах, которые пострадали от огня во время пожара в Шамбери, — о нем мы расскажем ниже. Пятна, светлые при непосредственном восприятии глазом и темные на негативе, на самом деле были кусками белой материи, которыми залатали дыры на ткани, образовавшиеся во время упомянутого пожара.

Фотографии мастера Пиа, когда их опубликовали, произвели сенсацию. Они поразили всех и в то же время вызвали споры. Кое-кто даже уверял, будто снимки, сделанные фотографом, — жалкая подделка. Крупнейшие газеты привлекли на свою сторону известных ученых. Читающей публике только оставалось решить, на чьей она стороне в спорах, где рациональное зерно в аргументах «за» и «против».

Но как же быть с ярко-розовым цветом следов от ран, который противоречит всем физико-химическим законам?..

Воистину «эта святая реликвия, как ни одна другая, по-прежнему окутана великими тайнами».

Единственное, что ни у кого не вызывало сомнений, так это история плащаницы начиная с XIV века.

В 1353 году граф Жоффруа де Шарни передал в Коллегию Лире, епархии города Труа, им же самим и основанной, плащаницу, в которую, по его утверждению, было завернуто тело Христа.

Вскоре в Лире народ повалил валом. Кусок ткани, пропитанный кровью и потом Христа, — разве могла быть для христиан реликвия дороже? Епископов Анри Пуатьерского и Пьера д'Ар-си подобное рвение прихожан, в конце концов, привело в возмущение; они сетовали на то, что верующие перестали почитать труасские реликвии и все разом подались в Лире... Будучи человеком властным, Пьер д'Арси вознамерился положить конец паломничеству. Но семейство Шарни обратилось за поддержкой к папе Клементу VII. Папа, отослав этих людей восвояси, все же разрешил паломничество при условии, если народу будет объявлено, что плашаница-де представляет собой обыкновенное художественное полотно. Здесь, однако, необходимо уточнить, что никаких «признаний» от художника, якобы изготовившего эту подделку, на которые ссылался епископ Пьер д'Арси, сам он никогда не получал. В 1902 году ученые, опровергавшие подлинность плащаницы, в частности де Мели, заявляли, что эти «признания» вскоре будут опубликованы. Однако читатели ждут их опубликования и по сей день. Поиски пресловутых «признаний» в архивах так ни к чему и не привели.

Главным аргументом специалистов вроде де Мели было отсутствие так называемого «сертификата подлинности», который должен быть у всякой реликвии. Наличие такой грамоты требовалось еще во времена Маргариты де Шарни, когда она возила плащаницу в Шиме, в Бельгию. Не сумев-таки доказать подлинность реликвии, она с отчаяния подарила ее в 1452 году Анне Лузиньянской, супруге герцога Савойского. Тогда-то плащаница и попала в Щамбери, став собственностью Савойского герцогского дома, правившего в Италии до 1945 года.

В Шамбери для хранения плащаницы была построена отдельная часовня, куда на протяжении столетий стекались толпы паломников. Если верить летописцу Антуану Лаленгскому, то, «дабы удостовериться в ее подлинности», реликвию подвергали самым невероятным испытаниям. По его словам, плащаницу якобы даже опускали в кипящее масло и многократно стирали — однако таинственные пятна, которые были на ней, растворить или отстирать так и не удалось!

В 1532 году в часовне плащаницы Христовой вспыхнул пожар. Реликвия чуть было не сгорела дотла. На свернутое пополам полотно попала капля расплавленного серебра и прожгла в нем несколько симметричных дырок, которые хорошо видны на фотографии. От воды, во время тушения пожара, на реликвии остались широкие треугольные разводы, также расположенные симметрично. Благодаря чудесному — по мнению некоторых — стечению обстоятельств «пламя пощадило как раз то место, где начинается отпечаток тела распятого». Чудом спасенную из огня плащаницу залатали шамберийские белошвейки.

Потом плащаницу возили напоказ по разным городам и весям, и в 1548 году она попала в Турин, где ее освятил Карл Борромейский. Затем реликвию поместили на хранение в Святую часовню, служившую приделом собора Святого Иоанна, где она и находится по сей день. За все время ее выставляли на всеобщее обозрение только несколько раз — в 1814, 1815, 1822, 1842, 1868, 1898, 1931 и 1933 годах.

Теперь давайте подытожим все, о чем было сказано выше: итак, начиная с XIV века следы плащаницы прослеживаются довольно легко.

Но что с нею было прежде?

Христа положили в гроб — это единодушно подтверждают все евангелисты. Матфей и Лука сообщают: «И взяв Тело, Иосиф (из Аримафеи) обвил его плащаницею». Матфей, однако, уточняет— «чистою плащаницею». Марк утверждает, что, выйдя от Пилата, Иосиф отправился в город покупать плащаницу.

Иоанн прибавляет, что «его (Тело Иисуса) обвили пеленами с благовониями (составом из смирны и алоя, литров около ста)».

Вечером в пятницу тело Иисуса положили в гроб. И вот настала суббота. В соответствии со строгими иудейскими заповедями, запрещавшими трудиться в субботу, святые женщины отложили омовение тела Иисуса. «Ив субботу, говорит Лука, (они) остались в покое по заповеди. В первый же день недели, очень рано, неся приготовленные ароматы, пришли они ко гробу». А Марк пишет так: «По прошествии субботы Мария Магдалина и Мария Иаковлева и Сало-мия купили ароматы, чтобы идти — помазать Его».

И в воскресенье, очень рано, взяв ароматы, они направились ко гробу. И увидели, что он открыт и пуст. Охваченные ужасом, женщины побежали сообщить невероятную весть апостолам. Но те им не поверили, заявив, что им это привиделось. Однако Магдалина, обращаясь главным образом к Петру с Иоанном, настаивала на своем и умоляла их поверить ей, и в конце концов ей удалось убедить их. И Петр с Иоанном немедленно отправились ко гробу. «Но, говорит Лука, Петр, встав, побежал ко гробу и, наклонившись к нему, увидел только пелены лежащие...» А вот что сообщает Иоанн: «Вслед за ними приходит Симон Петр, и подходит к гробу, и видит одни пелены лежащие и плат, который был на голове Его, не с пеленами лежащий, но особо свитый на другом месте. Тогда вошел и другой ученик (Иоанн), прежде пришедший ко гробу, и увидел, и уверовал».

Таким образом, совершенно очевидно, что в гробу остались только пелены и плащаница, в которые было завернуто тело Иисуса. «И увидел (он), и уверовал».

О дальнейшей судьбе плащаницы, после того как она оказалась у апостолов, ничего не известно. Можно, однако, предположить, что они не уберегли-ее— единственный материальный предмет, связывавшийся с Учителем. Вполне допустимо, что это бесценное свидетельство Страсти Иисуса попало в руки первых христиан и те ревностно хранили его где-то в потаенном месте. Специалисты, отрицавшие подлинность плащаницы, подчеркивали, что ко всему, чего коснулась смерть, иудеи относились как к чему-то нечистому. Но ведь здесь-то речь шла не о смерти, а о воскресении! Тем не менее предположение, будто апостолы могли уничтожить плащаницу, кажется невероятным.

Что же в таком случае с нею сталось?

В 631 году святой Бролион, епископ Сарагос-ский, в одном из своих писем упоминал о «плащанице, в которую было завернуто тело Господне». И прибавлял: «Хотя в Писании и не сказано насчет того, что ее сохранили, однако ж тех, кто верит в подлинность плащаницы, нельзя упрекать в суеверии».

Стало быть, во времена Бролиона было известно о существовании плащаницы. Из другого текста мы узнаем, что реликвия находилась тогда в Иерусалиме. Примерно в 640 году в Иерусалим, вместе с другими паломниками, прибыл епископ Аркульф. Там он видел и целовал «плащаницу Господню, покрывавшую чело его, когда он лежал в гробу». Эта плащаница, уточняет Аркульф, представляла собой кусок материи длиной около восьми футов.

В VIII веке преподобный Бэд и пресвятой Иоанн Дамаскин также утверждали, что реликвия находится в Иерусалиме.

О ее дальнейшей судьбе долгое время не было слышно ничего. Вплоть до XI века — полная неизвестность. Когда о плащанице наконец вспомнили, в Иерусалиме ее уже не было — она оказалась в Константинополе. В 1150 году один английский паломник рассказывал, что «видел плащаницу, покрывавшую Его чело». В 1171 году о плащанице упоминал Вильгельм Тирский. В 1204 году, во время IV Крестового похода, пикардийский рыцарь Робер де Клари участвовал в осаде Константинополя. В незамысловатом, но совершенно искреннем рассказе о своих странствиях он подробно описывал все богатства, которые увидел во дворцах и роскошных церквах Константинополя. В частности, он упоминал о двух кусках дерева от настоящего креста, об острие копья, о паре гвоздей, терновом венце и других реликвиях. А в базилике Святой Марии он видел плащаницу. «Помимо других церквей был там «один монастырь с церковью Пресвятой Богородицы, где хранилась плащаница Господа нашего; по пятницам ее выставляли напоказ, и на ней можно было разглядеть лик Господен и рубцы от пяти ран его. И никому — ни греку, ни французу — не ведомо было, что сталось с плащаницею, когда город пал».

Что сталось с плащаницею... Реликвия была похищена. В те далекие времена, когда кровопро-литные побоища, резня, грабежи были делом привычным и случались каждый день, какой-нибудь рыцарь или оруженосец, должно быть, захватил плащаницу как драгоценный трофей...

Один итальянский ученый, отец Соларо, пытавшийся объяснить ее таинственное исчезновение, предполагал, что крестоносцы, захватив Константинополь, тем не менее не тронули церковь Пресвятой Богородицы. Это подтверждает в своих «Мемуарах» и граф Риан: «Гарнье де Трэнелю, епископу Труасскому, надлежало держать при себе все реликвии, кои хранились в императорской базилике». Упомянутый епископ мог распоряжаться ими по собственному усмотрению, совершенно не подозревая об их ценности, — это опять-таки подтверждает граф Риан. «Епископ отправил в Европу великое множество ценностей — существует даже опись всех предметов, попавших к нему; однако плащаница там не значится». О том, что с нею сталось дальше, можно только предполагать. Вполне вероятно, что епископ Гарнье сохранил плащаницу при себе; быть может, он сам хотел доставить ее в Европу. Однако он скончался в Константинополе в 1205 году. Возможно, после смерти епископа плащаницей незаконно завладели его подчиненные. Их имена известны: это были сеньоры из Шампани, и по крайней мере один из них доводился родственником одному из далеких предков графа де Шарни. Так плащаница могла попасть к отпрыскам этого рода и стать их собственностью.

Существует и другое предположение. В 1208 году — спустя всего лишь три года после взятия Константинополя — плащаница, как две капли воды похожая на ту, что описывал Робер де Клари, обнаружилась в Безансоне: местный епископ принял ее на хранение из рук Понса де Лароша — сеньора Франш-Конте и отца Отона де Лароша. Довольно странное совпадение: этот Отон де Ларош был одним из главнокомандующих бургундского войска во время Крестового похода в 1204 году...

Плащаница хранилась как реликвия в Безан-сонском соборе святого Этьена до 1349 года. В том году собор сильно пострадал от пожара. След плащаницы вновь был потерян!

Но каким образом она попала к Жоффруа де Шарни, который, как мы знаем, спустя четыре года передал ее Коллегии города Лире? В своей замечательной книге об истории плащаницы Поль Виньон высказал предположение, что Жоффруа де Шарни привез реликвию в 1346 году из Крестового похода, в котором он участвовал. Выходит, Безансонская плащаница была подделкой, не имевшей ничего общего с той, что была передана в дар городу Лире.

Доктор Барбе, последователь Поля Виньона, полагал, что «плащаница, вполне вероятно, могла храниться какое-то время в Безансоне». Жоффруа де Шарни, очевидно, получил ее от короля Филиппа VI, к которому она попала от-вора — предположительно, от некоего Вержи.

Потом какую-то плащаницу показывали народу в Безансоне, однако то, видимо, была фальшивка — обыкновенное художественное полотно. Художнику, написавшему его, утверждает Поль Виньон, по-видимому, удалось довольно точно воспроизвести отметины с плащаницы из Лире. Но эту копию ожидала незавидная участь: в 1794 году по распоряжению Конвента ее изодрали в мелкие клочья...

***

Подобные истории, настолько малоубедительные, насколько и запутанные, случались крайне редко, и все же они весьма интересны как предмет научного исследования.

Из Евангелия мы знаем, что плащаницу Иисуса обнаружили в гробу, из которого он воскрес. Это — главное. Затем на протяжении столетий плащаницу видели то в Иерусалиме, то в Константинополе. Потом ее теряли из виду... Она вдруг ни с того ни с сего куда-то исчезала. И всякий раз снова приходилось искать ее следы.

На основании этой истории, полной разных неожиданных перипетий, доказать подлинность Туринской плащаницы довольно трудно, даже невозможно. Очевидно, что досадные пробелы в ее истории только на руку тем, кто отрицает ее подлинность.

Среди этой когорты скептиков стоит выделить двух священнослужителей — каноника Шевалье, ныне покойного, и преподобного отца Брауна. Их сомнения сводятся к тому, что история Туринской плащаницы, дескать, слишком туманна. Кроме того, кровавые следы от бича, тернового венца и гвоздей могли отпечататься на плащанице лишь в том случае, если тело Иисуса не было омыто. Однако такое предположение полностью противоречит иудейской традиции. Раввинские заповеди обязывали евреев отдавать последний долг умершим даже в субботу.

Больше того: святой Иоанн прямо говорит о «пеленах», в которые было закутано тело Иисуса, и о «плате, который был на главе Его». А Туринская плащаница представляет собой цельный кусок полотна — следовательно, она, просто сложенная пополам, должна была покрывать все его тело целиком.

Наконец, пятна на плащанице свидетельствуют о ранах на «запястьях». В Евангелии же сказано только о руках: «Подай перст твой сюда и посмотри руки Мои» (Иоанн, Глава XX, стих 27).

В марте 1940 года отец Браун писал: «Есть основания полагать, что плащаница — не художественное полотно. В таком случае это обычный раскрашенный оттиск с какой-либо объемной формы». Чтобы проверить этот довод, член Национального общества изобразительных искусств Клеман, скончавшийся в 1939 году, проделал следующий опыт. Он взял бюст художника Же-рико, приделал к нему усы с бородой, покрыл его спереди и сзади раствором из настойки алоэ и обернул в кусок ткани, слегка обжав его руками. Краситель впитался в ткань. Фотография, полученная таким способом, опубликованная в «Новом теологическом журнале», как заявляли скептики, поражала своим сходством с Туринской плащаницей.

Итак, что же такое Туринская плащаница? Быть может, это всего-навсего подделка, изготовленная в XII веке с какими-то явно апологетическими целями?..

Нужно отметить, что у плащаницы были и не менее рьяные покровители. Порой даже слишком рьяные — о них мы еще расскажем. Но главным человеком, отстаивавшим подлинность реликвии после смерти Поля Виньона, был, бесспорно, доктор Барбе

Обратимся к доводам доктора Барбе. Я имел счастье беседовать с ним лично. От этого степенного человека, отличавшегося прямотой взглядов и суждений, всегда исходила спокойная, непоколебимая уверенность. Да и как можно сомневаться в его чистосердечии, когда он говорит, к примеру, следующее:

«Я начал проводить опыты с плащаницей, чтобы определить происхождение отпечатков на ней с точки зрения анатомии и физиологии. Мои эксперименты носили чисто объективный характер, то есть в зависимости от их результатов я готов был признать, что плащаница — либо несуразная подделка, либо она действительно подлинная.

Что же касается пробелов в ее истории, то это меня нисколько не смущает. Странная вещь, но любая реликвия, какую ни возьми, признается подлинной лишь в том случае, если при ней наличествует соответствующая бумага или если факт ее подлинности соблаговолит установить некая высокая комиссия. А без бумаги, знаете ли, она не имеет никакой ценности. Интересно, есть ли вообще такие реликвии, изначальная подлинность которых была бы подтверждена соответствующей справкой. С другой стороны, вполне может быть и так, что в мире существует лишь одна-единственная, по-настоящему бесценная реликвия, хотя она лишена некоей исторической основы, и доказательством ее подлинности служит самое ее существование. То есть это доказательство заключено в ней самой. Под такой реликвией я и подразумеваю плащаницу Христову».

Что же касается доводов отца Брауна и каноника Шевалье, они также не смущают доктора Барбе. А как в таком случае быть с обрядом омовения и раввинскими заповедями? Но ведь в Евангелиях прямо сказано, что у людей, близких к Иисусу, не было времени омыть его тело! Они успели только завернуть его в плащаницу, пропитанную составом из смирны и алоэ, и стали ждать окончания субботы. В воскресенье утром женщины отправились к телу Иисуса с ароматами, чтобы помазать его, однако этого им сделать не удалось.

Конечно, святой Иоанн упоминает о двух вещах — «пеленах» и «плате». Но это, по сути дела, одно и то же. Ведь иудеи облачали своих покойников в саваны с головой и завязывали их с обоих концов «ленточками» — иначе говоря, они обматывали их «пеленами», о которых и идет речь в евангелическом тексте.

Но почему тогда следы от гвоздей остались на запястьях, а не на ладонях? У доктора Барбе этот факт не вызывает никаких сомнений. Напротив, он рассматривает его как одно из главных доказательств подлинности плащаницы.

Опровергнув, таким образом, все прочие доводы «против», доктор Барбе приступил к обоснованию своих положительных выводов. Его доказательства — а их он ни от кого не скрывал — были построены на основании фотографий, снятых в 1931 году мастером Анрие.

Как мы помним, мастера Пиа обвинили в изготовлении фальшивок. Поэтому съемку и проявку снимков пришлось произвести снова и в присутствии свидетелей. На выставке 1931 года мастер Анрие, заручившись официальным разрешением, сделал несколько новых фотоснимков плащаницы.

В общей сложности он снял двенадцать фотографий: девять — плащаницы без рамки, при освещении в 16 тысяч свечей; три — всей ткани целиком, причем самую крупную из фотографий, размерами 12x47, он сделал на пластинке 40x50. На остальных же фотографиях были отсняты отдельные участки ткани: два святых лика — один в две трети величины оригинала, а другой — в натуральную величину; один святой лик с верхней частью груди в две трети величины оригинала размерами 40x50, вид спереди и сзади. Кроме того, Анрие сделал отдельный снимок раны на руке, увеличив ее в семь раз, — такое увеличение позволило изучить этот участок ткани в мельчайших подробностях. На последнем снимке был запечатлен общий вид плащаницы.

За каждой операцией мастера наблюдали компетентные эксперты. По завершении работ они засвидетельствовали в присутствии нотариуса, что снимки не подвергались ни малейшему ретушированию. Результаты фотосъемки оказались прямо противоположными ожидаемым — и честь мастера Пиа была восстановлена, правда, к сожалению, посмертно...

Итак, опровергнув доводы противников и получив качественные фотоснимки, доктор Бар-бе принялся изучать проблему «распятия» с точки зрения врача и историка. Давайте присоединимся к нему.

Прокуратор велел принести воды и умыл руки. Потом произнес: «Невиновен я в крови Праведника Сего; смотрите вы».

И, отвечая, весь народ сказал: «Кровь его на нас и на детях наших».

Это — конец. Иисуса Назорея отдают в руки палачей. Его приговаривают к распятию.

Существуют законы. Да, законы. Иисусу На-зорею должно подчиниться им. Не выказывая сопротивления, он следует за воинами, и те уводят его. Ему нужно сберечь силы, последние силы — для креста. Но остались ли они у него? После того как Иисуса допросил Кайфа, священники отдали его своим служителям. Те возложили ему на голову венец, облачили в багряницу и, насмехаясь над ним, принялись бить его, приговаривая: «Скажи, кто ударил тебя?»

Пилат, посчитав Иисуса праведником, думал избавить его от синедриона и наказать только плетьми. «Тогда Пилат взял Иисуса и велел бить Его». Римлянин полагал, что такое наказание удовлетворит злобных священников. А бичевание, по обычаям, должно было предшествовать крестной казни.

Согласно древним свидетельствам, бичевание происходило в том месте, где вершился суд. С осужденного срывали одежды и привязывали к столбу. Орудием наказания служил бич, или плеть с короткой рукоятью и длинными ремнями. На ремнях имелись свинцовые наконечники или бараньи косточки. «...И велел бить его». На нагое тело Иисуса Назорея обрушились удары, под которыми оно обвисло, удерживаясь только на руках, привязанных к столбу.

По иудейским законам осужденному наносилось 40 ударов. Однако из опасения нарушить законы обыкновенно ограничивались 39 ударами. Тридцать девять ударов плетьми, от которых лопалась кожа. Тридцать девять ударов свинчаткой или косточками, от которых по всему телу оставались глубокие раны... По римским законам, менее ортодоксальным, устанавливалось только одно ограничение — осужденный должен был остаться живым, чтобы затем оказаться в руках палача. Однако, как утверждает Гораций, порой случалось так, что «жертву исполосовывали до того страшно, что даже палачу было противно смотреть».

Удары бича. Под ликующий вой толпы. Так вот он какой, царь Иудейский! А всякому царю корона надобна. Венец из колючего терна — чем не корона! Его возложили Иисусу на голову и закрепили кривыми ветками. Боль. Кровь. Много крови.

В таком состоянии его вновь доставили к Пилату. Едва держащегося на ногах, мертвенно-бледного, окровавленного, Пилат вывел его к народу. Разве человек этот уже не достаточно настрадался? Нет. Народ жаждал смерти Иисуса Назорея. И Пилат кровью этого праведника умыл руки. Пусть все идет своим неминуемым чередом, да свершится казнь. Римляне привыкли жить под зловещей тенью креста. Подобная жизнь ожидала всякого отступника, вора, мятежника, непокорного раба. У Плавта один раб произносит фразу, исполненную философского смысла: «Так завершился жизненный путь моего отца, деда, прадеда и прапрадеда». После восстания Спартака вдоль дороги из Канун в Рим был воздвигнут частокол из 6 тысяч крестов. А во время осады Иерусалима, утверждает Иосиф, римляне распинали иудеев по 500 человек в день.

Иисусу Назорею вернули его одежду — хламиду, которая тотчас пропиталась кровью. Его ждет крест. Крест, который, по обычаю, он должен был нести на себе.

По правде говоря, осужденному на крестную казнь приходилось тащить только поперечину креста. А столб, к которому она крепилась, вбивали в землю на месте казни загодя. Когда-то на склонах Эсквилинского холма в Риме можно было видеть «целый лес крестов».

Обычно осужденный нес перекладину на затылке, а весила она добрых пятьдесят килограммов...

Сможет ли Иисус Назорей пройти свой Крестный путь до конца? Ведь на его тело, превратившееся в сплошную кровоточащую рану, легло бремя весом пятьдесят килограммов. А его босые ноги ступали по земле, усеянной мелкими острыми камнями.

До места казни 600 метров. Трижды Иисус Назорей падает наземь. Приходится заставить одного кирифянина помочь ему внести поперечину на Голгофу.

А там, на фоне серого неба, его уже ожидает «столб», крепкий и прямой. Он не очень высокий, не больше 2 метров — чтобы палачам удобнее было приколачивать перекладину.

Без лишних церемоний с осужденного срывают одежду. Снова — боль. Кровь. Потоки крови.

Его кладут навзничь на перекладину у подножия столба. Затем резким, привычным движением вытягивают одну руку и укладывают на перекладину ладонью вверх. Гвоздь — длинный, острый гвоздь квадратного сечения. Удар молотка. Страшная боль. Еще раз стучит молоток. Рука намертво пригвождена к дереву.

Потом — другая рука. И такая же страшная боль. А ему нужно выпрямиться. Ему надо помочь себе, покуда палачи берут перекладину, затем резко поднимают ее вверх и приколачивают к столбу. Мученику не на что опереться — тело его держится только на гвоздях, вбитых в руки. Теперь, по правилам, нужно пригвоздить к столбу ступни ног. Ни малейшей опоры. Их сводят вместе: правую приставляют к дереву, а левую кладут на правую. Чтобы прибить разом обе ноги, достаточно и одного гвоздя.

Палачи закончили свою работу. И начинается казнь.

С незапамятных времен вплоть до наших дней истинные причины, вызывающие смерть на кресте, всегда были предметом споров. Одни говорили, что она наступает в результате остановки сердца или потери крови; другие утверждали, что главные ее причины — солнечный удар или голод и жажда.

Но уже доказано, что смерть на кресте наступала в результате асфиксии — это с точностью подтвердили бесчеловечные опыты, проводившиеся нацистами в Дахау.

Когда человека подвешивали за руки, он вскоре начинал испытывать ужасные судороги, которые сначала охватывали предплечья, затем сковывали руки и позвоночник. Обычно судороги приводили к «тетании» — она поражала большие мышцы, с помощью которых осуществляется дыхание, и человек, набрав в легкие воздух, уже не мог его выдохнуть.

Крестные муки заключались в следующем: чтобы как-то передохнуть, распятому приходилось выпрямиться, опершись ногами на гвоздь, которым они были прибиты. Очень скоро боль в ногах становилась нестерпимой, мученик вновь повисал всем телом на одних руках и висел до тех пор, пока у него опять не наступала асфиксия, и ему снова приходилось искать мнимую опору в ногах.

Смерть наступала тогда, когда распятый не имел больше сил опираться на пригвожденные, кровоточащие ноги. Если же смерть долго не наступала, воины, дежурившие у креста, перебивали мученику голени, лишая его тем самым всякой опоры. И через несколько минут он умирал.

Три часа Иисус Назорей мучился на кресте. Но при этом он даже мог говорить. И словам его внимали ученики, собравшиеся у подножия креста. Конец уже близок. Он последний раз подтянулся на кровоточащих руках и промолвил: «Боже Мой, Боже Мой! Для чего Ты меня оставил?» Глоток воздуха, отдавшийся страшной болью во всем теле. И крик — «Свершилось!» Потом снова крик — и безжизненное тело его обвисло.

Спустя некоторое время — быть может, по просьбе священников, терзавшихся слухами о возможном его воскрешении, — один воин пронзил его мертвое тело, справа, копьем. Из раны хлынула черная кровь и еще какая-то светлая жидкость — видимо, из околосердечной сумки.

Сомнений не было — Иисус Назорей умер.

Доктора Барбе нельзя слушать — или читать — без волнения. Склонившись над снимками мастера Анрие, он объясняет, что эта ткань была соткана из льняной саржи и прошита иголкой из рыбьей кости. Подобная техника изготовления тканей была распространена во времена Иисуса: «Такие саржи были обнаружены в Пальмире и Дура-Европосе».

Доктор Барбе делает поразительное наблюдение: расположение кровавых пятен на ткани полностью подтверждает тот факт, что в нее было завернуто замученное тело Иисуса: «Все пятна без исключения расположены с удивительной анатомической точностью. Это связанные воедино достоверные факты, проясняющие истину, которая вселяет уверенность».

Медленно ведя рукой по снимку, он показывает:

1. Ссадины, опухоли и кровоподтеки на лике — следы ударов, нанесенных по нему после беседы с Каифой. У Иисуса перебит нос — видимо, от удара палкой.

2. Явные следы бичевания — по всему телу, от плеч до нижней части ног. Все раны имеют одинаковую форму «маленькой трехсантиметровой гантели». На теле видны две круглые раны — вероятно, от свинчатки, а между ними полоса — очевидно, след от ремня.

3. Кровоподтеки на затылке. Четыре или пять кровоподтеков, «менее четких, но совершенно явных», на лбу — они спускаются к глазам. Это следы от тернового венца.

4. Ссадины на спине и коленях — следы от поперечины креста и падений.

5. Раны на руках. На плащанице они расположены в местах, соответствующих запястьям. Доктор Барбе утверждает, что тело не смогло бы удержаться на одних только ладонях, прибитых к кресту. Поэтому гвозди вбивали в запястья. Об этом свидетельствуют совершенно четкие следы на плащанице.

Кроме того, одна из самых поразительных особенностей плащаницы — это следы «рук без большого пальца». В прошлом эта особенность поражала многих художников, изготовлявших копии с плащаницы; со свойственным им простодушием они просто дорисовали на своих полотнах недостающие большие пальцы. Особенность эта премного озадачила и доктора Барбе. Однажды, экспериментируя с рукой, только что ампутированной у больного, все ткани которой были живы, он стал искать на ней место, куда в былые времена палачи, распиная свои жертвы, могли бы вбивать гвозди, и воткнул гвоздь в запястье.

В то самое мгновение, когда острие гвоздя проникло во внешние мягкие ткани запястья — рука лежала ладонью вверх, — большой палец резко согнулся и прижался к ладони. Это рефлективное движение повторялось всякий раз, когда доктор Барбе вонзал гвоздь в запястье. В результате экспериментов он пришел вот к какому выводу: на плащанице остались не только следы от ран на запястьях, но и «следы отсутствия больших пальцев рук». Разве такое могло прийти в голову какому-нибудь копиисту?

6. Раны на ступнях со следами крови, стекавшей на пятки, когда тело, снятое с креста, уложили в горизонтальное положение.

7. Рана в области сердца, со следами с правой стороны. Следовательно, в плащаницу было завернуто тело человека, распятого на кресте.

И тут в спор вступают те, кто опровергает подлинность плащаницы. Где, заявляют они, доказательства того, что этим распятым действительно был Христос? Следы бичевания? Но ведь бичеванию подвергали всякого, кто был осужден на крестную казнь. Следы несения креста? Но все осужденные на распятие должны были нести свой крест на место казни. Но доктор Барбе отвечает:

«Только на одном осужденном на крестную казнь был терновый венец, и этого осужденного звали Иисус Христос. На плащанице хорошо сохранились следы от тернового венца».

Если допустить, что плащаница подлинная, происхождение следов крови на ней легко объяснимо, однако в таком случае возникает очень серьезный вопрос: откуда взялись на ткани еще и коричневые пятна? По этому поводу Поль Виньон выдвинул довольно любопытное предположение: ткань, пропитанная настоем алоэ, как в случае с плащаницей Иисуса, под действием аммиака приобретает свойства фотографической пластинки. Из тела человека, подвергнутого физическому истязанию, выделяется мочевина

Источник: http://www.zagadki-istorii.ru/turin8.html